Шорох и гул далёкого движенья,
Резкий треск средь листвы — синичьи речи,
И в линялом небе жар ожиданья
Сушью удушен.
Дождь невозможен: не найти ни капли,
Облака расползлись белесой пылью,
В склепе лета мирно умерло время
С мыслями вместе.
Ветер несёт тепло, наплывы липы,
Пух горючий, пучки стрижиных воплей,
По верхушкам трав, по камешкам мелким
Солнцем проводит.
Сетью трудов и троп едва заметных
Меж песчинок, вьюнов, семян и сора,
Муравьиным, жучьим вечным движеньем
Затканы сутки.
И в бесконечно малое ночами
Смотрит тихо иная паутина,
И без слёз блестят гирлянды созвездий
В зеркале мира.
Их через час зальёт забвеньем солнце,
И за светлой, слепой завесой неба
Сгинет всё, что в миг присохший, застрявший
Не уместилось.
Сможет ли он нести нас невесомо,
Словно шаг в сновиденье — оторвавшись
От воды, как от опоры, отныне
В ней не нуждаться?
Тучи томят моментами, и сбоку
Свет свободный идёт, огнём подёрнут,
И подушка влаги пухнет, вбирая
Гнёт безысходный.
Солнце глядит из прошлого и видит:
Настоящего нет, — а всё, что дальше,
Утекает вспять по спёкшейся почве
Струйками пыли.
...Там или только тут, на отдаленье,
У моста, за толпою звуков скрыто,
Будто что-то тихо, гулко упало
И откатилось.
