I. (строфа Гёльдерлина)
Пустошь, начало всех степей и первый
Приступ к ним незаметный — шаг с асфальта
В кедах без шнурков, а может, в разбитых
Туфлях старинных;
Щебень, песок, потёки мелкой травки,
Подорожника хвост, лиловый венчик,
Сонм седых репьёв в пурпурных коронах,
Устье тропинки.
Место ничьё — зазор и промежуток
В тяжкой, вязкой толпе вещей оседлых,
Кандалами номеров и названий
Скованных вместе, —
Тихо струит траву и цедит ветер,
И остатком росы блестит, проносит
Стайки птиц, как гребни волн, по заливу
Плоско скользящих;
Всеми цветами смотрит пустошь в небо,
И оно среди них порой встречает
Пару глаз, когда случайный прохожий
Взгляд поднимает.
II. (алкеева)
Бежит опушкой ветер, колышет куст,
Полынный кант дороги, ольху за ним,
Осоки лезвия и ленты,
Вербный подрост и на горке клевер;
Скользнёт теплом по блокам, среди травы
Давно в ложбину вросшим, и подтолкнёт
С бетонной грелки махаона:
Высох, лентяй, так лети на волю!
Ушёл над чащей дальше, а взгляд увяз
В силках горошка с чиной; на пятачке
В тупом прилежном насыщенье
Кружат, жужжат, залипают мысли.
С холма, где плешь и сушь, одолев подъём,
В лицо безлюдью глянешь — сведёшь черты
В простое совершенство жизни
Бедной и вольной, где мы не дома.
...Здесь нет ручной герани, и на тебя
Лишь дикий журавельник во все глаза
Лазоревым прохладным взором
Смотрит из поросли придорожной.
III. (3-я асклепиадова)
Где-то катит сейчас холм за холмом на юг,
Табуны ковылей к берегу гонит степь,
На просторе растёкшись,
Вздох за вздохом выносит в штиль.
По узору дорог кто-то уходит в даль
Среди летней страны, в ней обновляя связь
С каждым другом, колодцем,
Балкой, аистом и ветлой.
Там тоска до небес, купол теплом залив,
Обернулась орлом, свистом сурка, травой,
Ясным облаком в полдень,
Бегом маков за край земли.
Тут шаги сочтены скупо, как капли в зной,
Каждый горб в колее помнишь, и рёбра троп,
Тонки, редки, в дорогу,
Как в короткий хребет, вросли.
И по ней, и в траве шастают день за днём
Кот, поддатый рыбак, велосипедов рой,
Люд, с автобуса слезший
И срезающий угол здесь.
IV. (алкеева)
Ноябрь, пропало эхо весёлых дней,
И мёд июля тёплым путём утёк,
Открыты свету, мёрзнут рощи
Над одеялом истлевших листьев.
Ольха желтеет, вянет кругом трава,
Бесцветны поредевшие перья верб,
И голо стало здесь, и сыро
Ходит над местом дыханье неба.
Куда-то делись все; лишь синица вдруг
Прорежется над ухом и прочь стрельнёт,
А ветер меж былинок ржавых,
Лёгкий, пустой, всё бежит куда-то.
Розетки жухлой травки, прильнув к земле,
Концами в грязь вмесились, и ты скользишь,
И взгляд, отравлен их сияньем,
Сумерек в пасмурном небе ищет.
У стройки, за холмом, где расцвёл фонарь,
Из небывалой дали последний свет
Пройдёт окраинным простором
И на лице у тебя угаснет.
V. (3-я асклепиадова)
Человек в колее топчет прилежно снег,
Обновляя в ней след среди пустого дня;
Встречи реже: короче
Свет, остатки дорог трудней.
Вдоль проезда вдали тычутся немо ввысь
Утонувших кустов пальцы, и в белизне
Здесь по горло увязли
Вербы — сереньких прутьев рой.
Дальше рощи штрихи, густо и невпопад,
Делят место; везде пусто, и чистый фон
Уплывает, колеблясь;
Сбитый с толку, твой взгляд застыл.
И повис на ольхе, в танец ветвей попал,
В тонкий, частый каркас их одиноких спиц —
Хоровод, средоточье
Белой выставки вечных дум.
Много пауз вокруг держит, сойдясь в себя,
Пустошь; замкнут музей, и отделилась даль,
И в неё без остатка
Утянулась, пропала степь.
VI. (строфа Гёльдерлина)
Сеется первый дождик тихо в землю
Из густых и пушистых серых тучек,
Клювы листьев, раскрываясь на ветках,
Пьют и сияют.
Сочно и чисто свистнут, завозившись,
В роще птицы, и снова льётся шёпот,
Виснут капли на ольхе и на вербах
Пышноцветущих.
Завтра сюда с налёта хлынет солнце,
Всех согреет, подсушит грязь дороги,
Позовёт из пор земли на поверхность
Жужелиц-странниц.
Траур весны: ведь в этом обновленье
Снова многих душа недосчиталась;
День за днём, им раскрываясь, впустую
Длят своё счастье.
Где вы? весна вернулась, и над топью
Свет, ликуя, несёт ваш отзвук; след ваш
Тлен сухой хранит; а год, где вы жили,
Тает под горкой.
VII. (алкеева)
Как не бывало года: согрет и сыт,
Растёт июнь, густеет, и ты опять
Спешишь привычно через пустошь
В дне бесконечном, срезая угол.
Со дна, освободившись, взмывает взор,
В зените со стрижами плывёт, внизу
Ныряет в тень сырой тропинки,
Над иван-чаем в лучах роится.
Как вольный зверь, в конце возвратилось в степь
Всё, что с тобой дружило и рядом шло
Здесь, где на шаг, на миг совпали
Оба пути, угодив на остров.
На нём душа живёт, возле их следов;
А ты в просторе мёртвом туда-сюда
Вокруг мотаешься, до срока
Заперт в изгнанье, как в лабиринте.
Однажды в даль вольёшься; пока что день,
Собою занят, светом одел ольху,
И через пустошь лёгким шагом
Радость уходит в траве зацветшей.
