Четвёртая асклепиадова строфа
— Und der Mühn süße Vergessenheit bei gegenwärtigem Geiste —
Hölderlin
Сколько ливней стеклянных вниз
Рухнут и без следа сгинут в сухой пыли,
Это лето, горит июль,
Солнце город гнетёт, плавится, бредит мозг.
Сколько мыслей в него немых
Ныне канут, замрут, словом не прорастут,
Там заглохнут, как детский клад —
Скрыт, зарыт и забыт, в истине сохранён.
Сколько глюков плодит июль,
Вон возник на стене бражника дельтаплан —
Пепел, мумия в письменах,
Догоревших времён прах и летучий знак.
Жирной стрелкой до темноты,
Указуя в зенит, он досидит, а там
Оживёт и вопьётся в явь,
Чтоб пропеллером в ней вход роковой вертеть.
Ночью мчатся за смыслом сны,
В небывалых краях силясь его догнать,
Пёстрый мусор и мудрый бред
С ними там говорят — и догорят к утру.
Эту дверь не закрыть теперь:
В светлом бедствии дня глюки, как облака,
Лучезарно текут сюда
И по лицам домов тонкую тянут тень.
В позолоте запёкся мир,
Грохот строек, дорог бешен и отрешён,
В горькой гари черствеет лист,
Цепенящей пыльцой сыплется солнца блеск.
Окна заперты, воздух мёртв,
Лишь в раздумье порой каплю роняет кран,
Лишь будильник, забывшись, бдит,
И в квартире пустой сеется тонкий звон.
Тень, разводы на потолке,
Яд в прохладной воде, ванна — удобный гроб,
Никель, отблеск, далёкий свет
Из страны, где теперь бродит душа без дел.
Пусть качают её холмы,
Где на яркой траве нет ни дорог, ни троп,
Пусть взовьются от крыш стрижи
И на каждый порог выйдет, встречая, друг.
Пусть течёт в приключеньях путь
Через встреч торжество, через блаженство мест,
Пусть парит над страною гор
И над синей водой, тая, замрёт полёт.
Там свобода, и там ей дом;
Тут ошмётки меня дремлют, вбирая соль,
Мирной радостью полон склеп,
И как мрамор ясна старая плитка стен.
От движенья остался жест,
Как узор на ковре — птиц и коней итог,
Время вытекло, след застыл,
Где лежал человек, вечный начертан знак.
Жар снаружи стремится в пик,
Из термометра прочь алую жилку рвёт,
В градус ада восходит рай,
День продлить хоть на час — и потечёт асфальт.
Тяжко воют грузовики,
Вверх пластами стекла воздух ползёт, слоясь,
И незримо сквозь всё несёт
Цепи звуков кларнет с верхнего этажа.
Свежий голос вселился в мир,
Одиноко внутри пробует свой урок,
Ноту к ноте, за шагом шаг
Он выводит свой мост — и рассыпает вновь.
Вот начало, и нет конца:
Вот шаги в вышине, вот пустота их ждёт,
Ближе, дальше — и снова в тишь
Звук сорвался, пропал, вспыхнув, погасла цель.
Там за шторами замер мир,
Пал удар, и черты параличом свело;
Лишь кларнет в онемевшем дне
Светлой струйкой бежит, холоден, трезв и жив.
Продолжением одержим,
В невозможности он ищет, находит путь,
Кружит, слушает, ловит мысль,
Чтобы вникнуть в неё, влиться и ею стать.
Он восходит, и он придёт:
Отделённый от нас, в ясной своей дали
Нарисует нам свой рассказ,
Как с картины сюда глянет — и пропадёт.
…Туч зачатки пожрал пожар
И развеял золу, и остывает печь;
Все свободны — в аду антракт,
Перед сценой пустой занавес спустит ночь.
Звёзды выступят, мир вздохнёт,
По дворам голоса вольно пойдут блуждать,
Жизнь очнётся, прочтётся знак,
Смысл подымет его, выведет из воды.
Настежь окна! Курить, дышать,
Слушать поезд вдали, пение тормозов,
Шелест зелени среди стен,
Близкий говор и смех, гулкие каблуки.
Перед домом погас фонарь,
И восходит Луна, смотрит на чистый лист,
И под взглядом её немым
Утекают часы в истину тропкой строк.
Над провалами черноты,
В белом блеске листвы и в тишине лучей
Тает чей-то беззвучный шаг
И мерцает, искрясь, влажной улыбки след.
Выплавляются глюки в смысл,
И, ликуя, слова сыплются и звенят,
Так отраден короткий мрак,
Свет и кроток, и строг, скор и прозрачен труд.
Ночь проходит, приходит сон,
Ворохнулся и стих ветер в пустых дворах,
Хором молятся воробьи,
Вновь с востока к земле спичку подносит Бог.
Он свистает нас всех наверх
Репетировать рай в адском горниле дня,
Что не выплавится — сгорит,
Чтобы в чистый простор август нам дверь открыл.
Комментариев нет:
Отправить комментарий