An Hölderlin. 87. Ответ

I.

Орды туч идут
к западу,
в печь ночи, где расплавлен день;
жёлтою волной
вынесло его
вслед лету в океан.

А дождь утих,
и наверху
свободен путь для звёзд.

Огоньки и капли,
быстрое теченье
по мокрой мостовой,
на строчках проводов,
сквозь воздух синий, как стекло.

А рядом, повторяясь,
по прямой, вдоль кромки
отступает тополь,
светясь всё тише,
меняясь на ходу,
хрустальный холод
уносит в чаше кроны —
идёт во тьму и гаснет в ней.

II.

И выходит, выждав,
из неё однажды
сочный дивный шар,
и, минуя мокрый
мост с его плетёнкой,
от свежести румян,
быстро согреваясь,
над ним возносит
начало, словно флаг.

Небывалый день
следует за ним,
и в чистых небесах,
и на цветной земле
до края не достать.

Немо улыбаясь,
смотрит отовсюду,
скрыт и внятен, близок,
на волны полных крон,
на бег дорог,
на озаренье стен
тот, кто затеял свет.

Золото своё
катит через высь,
и отзывается внизу листва.

III.

Когда последний
осыплется салют,
придут дожди
прибраться за гостями,
ветер подметёт
почву от остатков
её чудес.

В серой пелене
вечер сменит утро,
и, с края чуть порозовев,
его отпустит небо
скорей, как всё внизу,
не замечая.

В стеклянный лес
теперь уже лишь ветер
заглянет погулять;
побегает, замрёт,
когда снежинки лягут
на гнилые листья.

Пробуя, дохнёт
холодно и тихо;
себя услышит,
сдует пяденицу с пня;
чуть погодя в дали
толкнётся отклик.

IV.

Жемчужный хрупкий свет
заря уступит снегу,
он доверху засыплет
густо-серый день,
под рёвом улиц
отрадно, мокро
зашепчет чернота.

Снег подсветит ночь,
в безлюдье улыбнётся
и мраку, и звезде;
пепельные блёстки
луна по насту пустит,
за решёткой веток
рядом проходя.

А наутро мысли
в опустевший воздух
потянутся блуждать
вслед струйкам сквозняка —
искать, где то, что началось.

Город перебрав,
вытекут
в глушь, в нищих улочек клубок;
там, где гаражи,
чист и рыж, поёт
на облаке костёр.