Вторая асклепиадова строфа
Тёплый день, золотясь, схлынул и вспять потёк,
И окрепшей листвой дышит, мерцает вслед,
Тени тянет назад улица, и в закат
Указует стальной стрелой.
И, туда устремлён, смотрит весенний мир,
Налегке, на ветру стоя среди небес,
На пыланье полос в матовых облаках
И текучий хрусталь лучей.
Синь густеет меж тем, и, погружаясь в даль,
Растворяясь, как звон, гаснет сиянье в ней,
Из плавильни чудес выпал остывший шар
За обугленный горизонт.
И пока ещё всё ловит ушедший свет,
И колодцы зрачков силятся проглотить
Отлетевший уже, в бездне иных миров
Недоступный остаток дня —
На изнанке зари и позади всего,
За оврагом, в тиши, на стороне ночной,
Где по капле свой мёд соты дворов сочат,
Кто-то вышел и зашагал
Через их закуты, русла, то вверх, то вниз,
Обратясь на восток, прямо в грядущий мрак,
Не заметный нигде городу, из него
Окончательно исключась.
Полустёрт, без лица, вмешан в невнятный свет
И, где нет фонарей, к звуку шагов сведён,
В дробный мелкий узор местности тут и там
Он ныряет, как нить в ковёр.
В сетке веток осел окон последний рой,
И с заводом назад белый уплыл фонарь,
И слепою волной хлынул навстречу мрак
Дикой пустоши за чертой.
Вот и веет привет — смена безвестных мест,
Ток пространства, где нет знаков, пометок, вех,
И навстречу теперь смотрят над гущей рощ
Только тучки да точки звёзд.
Вот и путника нет, есть вдоль земли полёт,
Миг за мигом прошит им и за метром метр
Среди вольной страны, где адресов и дат
Глохнет оклик и гаснет след.
Не иссякнет она, ширится всё щедрей,
Потерялся в ней путь, а впереди встаёт
Тусклый, грозный ночник — красный, как юшка, шар,
Безответный, как смерть, большой;
И, на волны холмов глядя, течёт в зенит,
Убегает назад, быстрый, немой, седой,
И на щебне блестит, и удлиняет тень
Перед тем, как упасть во мрак.
Так последний сигнал сгинул, и залило
Плотной мглой в глубине мира пылинки звёзд,
И лавиной сошла мёртвая слепота,
Съела место, сглотнула звук.
Холодея, осел тяжестью всей на дно
Обескровленный труп ночи, огромный гнёт,
Иссякая под ним, еле сочится здесь
Вдох и выдох, без сил, без сна.
Золотой огонёк мрак проколол иглой,
И, ломая кусты, в этот канал нырнул,
В перспективу его, светом дыша, уплыл
Кто-то и на перрон взлетел;
Встал под конус лучей, в лужицу, как под душ;
Опрокинут над ним чашею жестяной,
Чуть качаясь, глядит гостю в лицо фонарь,
Отмечающий край земли.
Полустанок, потом степь за двойной чертой;
Свет здесь греет и мрак ярок, а там молчит
И горчит, как полынь, небыль, а в ней лежит
Путь безвестный в один конец.
По ступенькам косым рысью сбежать, внизу
В струны вслушаться: нет, тихо — и через рельс,
Первый из четырёх, переступить, топча
Волокнистый и древний гриф.
А напротив едва виден второй перрон;
Близко! Пара шагов — и обнулится счёт,
И затянется след тотчас в безлюдье, и
За ушедшим сомкнётся гладь.
Пусть; но воля влечёт, вея навстречу: в ней
Не обещано, не исключено ничто,
Там опасность живёт, бродит, красивый зверь,
Меж невычеркнутых начал. —
Сгинул; канул туда, где не видать ни зги,
Как в исток неземной ясности, словно там
Вдруг увидит с горы новый могучий мир,
И окажется тот открыт.
Комментариев нет:
Отправить комментарий