Строфа Гёльдерлина
Бабочкой чёрной над цветочной грядкой
Вьётся память о лете, столь далёком,
Что туда дойти — пешком прогуляться
К морю по рельсам.
Пустошь лежит, молчит и снова шепчет
Под незримой рукою, ворошащей
Ворс цветов и трав, ерошащей мягко
Волосы лета.
Светлое небо не вполне проснулось,
Незабудкой глядит поверх дороги
В собственную даль, в другое ли время,
Не отцветая.
Весело ветер над земной макушкой
Дунет и пропадёт, её оставит
Укрывать до срока под скорлупою
Зрелость июля.
Тысячелистник заливает пеной
Кромку рощи, а дальше — сушь полыни,
Лисий хвост, серпуха, тихий поповник
И подорожник.
Запахи их текут, сбивая с толку,
Сеткой искр над волнами — слитным смехом
Жизней всех, больших и малых, сплетённых
В эту стихию.
Тот, кто жужжит и, раскоряча лапки,
Толстым тельцем в цветок прилежно лезет,
Кто по дну струится, там недоступный
Слуху и глазу;
Тот, кто вспорхнёт, и тот, кто вслед, встряхнувшись,
Головой закачает нагло-жёлтой
Или тихо пустит стайку летучек —
Слов эфемерных;
Эти и те, вы все, и тот, в зените,
Что, раскрывшись, простёр в раздумье перья,
Опершись на воздух, как на окошко
Облокотившись:
Больше, чем память, день ваш незабвенный,
Где-то он и сейчас, мерцая, длится;
Там опять, достигнув, путник вступает
В травы и ветер.
Комментариев нет:
Отправить комментарий