Колокольня Симонова монастыря, не очень большая, но выражающая собой монументальность, с её [нехилым] художественным и документальным смыслом озарилась на исходе снегопада, и серой, грязной игольчатой тенью выглянуло из-за неё далёкое здание в новейшем стиле, напоминая, куда движется время.
Фантазия обдолбанного эгомана: башня военного корабля выросла из ампулы и предалась воспоминаниям о коронарном стенте.
(В переводе на русский: архитектор стукнулся головой.)
А колокольня принимала солнце своими поверхностями, простыми и чистыми, отвечая наставшей зиме жёлтым и белым цветом; золото наверху мягко улыбнулось перед тем, как вновь затмиться, и много разного успело пройти через память, прежде чем трамвай повернул к метро.
Серьёзно: надо же было придумать ярусы так, чтобы башня казалась огромной. Да, место выгодное, но надо было суметь приспособить эту выгоду к задаче, увидеть мысленно, что и как можно здесь сказать. Колокольня с часами, в полуклассическом, под Европу, просвещённом стиле наводит на мысли обо всяком мелком, незаметно преходящем, но укоренённом в своей части Мира, чутком к нему народце, о незримых нас, о Гоголе, С. Т. Аксакове — и всё же главная, первая и последняя картина, собственное слово башни: монумент.
Она выражает огромность, произносит её.
Комментариев нет:
Отправить комментарий