Алкеева, 4-я асклепиадова, алкеева, строфа Гёльдерлина, самоделка
I.
Сквозь мраморную тучку процежен свет,
На небе пыль, молчанье, вопрос повис,
Стрижи все смылись, листья сникли,
Пух бестолковый блестит и вьётся.
Газон побрит и пахнет, а день над ним
Сочится с ветром мимо и тихий путь
Без вех и признаков находит
На пустырях, во дворах заросших.
Под толщей лета город лежит на дне,
Весь океан опалом над ним застыл,
Просолен ленью; в сизой дымке
Бродят, дрожа, золотые блики.
Как не на самом деле, в бреду, во сне
Идут часы и люди сквозь штиль внизу,
В придуманных местах встречая
Тень и стоячие лужи солнца.
Не зная цели, медлишь, и чуткий слух
Все направленья ловит; они молчат,
Лишь слой тысячелетней пыли
Струйкой порою в ответ повеет.
II.
Подкрошилось крыльцо, и дверь
Наверху кирпичом кто-то с утра прижал,
Сбоку, чуть отогнув асфальт,
Гибкий донник пророс, мелок, и бел, и смел.
Дремлет в булочной полумрак,
Муха еле слышна где-то под потолком,
Хлеб давно подмели с лотков,
Касса вечность назад смолкла над глянцем плит.
Если даже однажды зной
Там, снаружи, в лучах выплавит невзначай
Человека, чтоб он пришёл
Через площадь сюда и подниматься стал,
На ступенях его шаги
Мирно впишутся в тишь, пробуя лишь спросить,
И отрадно замрут в тени,
Чуть на мокром полу тронут далёкий свет.
Растянувшись за шваброй, слой
Убегает по швам, рвётся на островки,
В их несчётных окошках взор
Недоступной страны держится, серебрясь.
III.
Бесцельно льются рельсы вдоль берегов
То лысых, то цветущих, совсем вблизи,
Там, за кустами и забором,
Праздность дневная и сон вагонов.
В затоне станционном стоит тепло
Незыблемою гладью, лишь сладкий след
Своей ступенчатою речью
Изредка зяблик на ней прорежет.
Никто не едет, не говорит, нигде
Ни дыма нет, ни свиста; ни голоса,
Ни жесты тяжкого железа
Не замутят золотой минуты.
Накрыв пятнистой тенью дефектоскоп
И языками чуть шевеля над ним,
Высокий ясень продолжает
Сказку о вечном и детском лете.
Он, различая место сквозь цепь времён,
Свил кольцами её у себя в стволе
И в кроне сохранил — но цепко
Старую правду в корнях сжимает.
IV.
Первые капли пали примиреньем,
Открывая беседу бесконечных
Туч, со всех сторон собравшихся рано
Среди равнины
Для перемен простых и постепенных:
Вместе думать над полем и холмами,
Серый бархат, белый пух голубиный
Им сопоставить
И посмотреть, как замкнуто и чисто
Будут бусы блестеть по всем травинкам,
А в крутой дороге струи проточат
Тонкие русла;
Остановиться, слушать истеченье,
Наполняя собою воздух, кроны,
Траву, супесь, речку, ямы на стройках,
Ржавые бочки,
Переливаться в землю, множить лужи,
В белом свете бежать по стёклам, лицам,
Накопившись в мыслях, хлынуть обратно
Взглядом прозрачным.
V.
Тянется в небо день
Безбрежной и пёстрой лентой,
Не дождаться конца,
И не иссякнет
Светлый ответный ход
Сквозь всё устремлённых капель,
Ровно множащих в нём
Простое слово
Туч, из мельчайших мест
Собравших под серой сенью
Край, в котором растут
Дороги хором,
Чтобы с холма, с моста,
И с крана, и с края крыши
Взгляд, в равнину нырнув,
С листа читая,
Пел в серебре секунд,
Открытых всему, что ныне
Чистой правдой стоит
В дожде и в мире.
Комментариев нет:
Отправить комментарий