Скоро случилось, что старшие ребята совсем затюкали новичка, на которого и так все наезжали, а на физ-ре вообще свой мяч, проколотый при баловстве, подсунули ему, забрав у него целый. Теперь новичку должен был прийти конец, неминуемо: учитель физ-ры, злой по жизни, сразу его невзлюбил, ждал только повода, чтобы как следует на нём сорваться. Взывать к его чувству справедливости мог только полный идиот: стадный девиз «быть в обойме» он раз навсегда счёл идеальным критерием суждения обо всех внутристадных делах. Так ведь удобней, согласитесь, когда ты учитель. Вроде как у тебя есть принципы, а бороться за них не надо: они всегда совпадают с направлением стихии.
Но персонажу что-то дико встряло, с ним такое случалось изредка; словно внутри кто-то нудил: «А*** совсем, ну совсем уже, деловой какой, краёв не видит!» – и он перед самым возвращением учителя выхватил у новичка драный мяч, бросил под ноги негодяям, а другой рукой налету перехватил их мяч и рысью вернулся в свою группу, по дороге крикнув новичку «лови». В результате группа высокомерного А***, сильней всех возражавшего против принятия персонажа в подъездную экспедицию, получила замечательнейший разнос и по жирному неуду в дневники.
После уроков персонаж едва утёк от их расправы; оторвался от погони в парке; отдышался, вылез к домам через расширение в чугунной ограде и окольными путями, довольный, потопал домой.
Но, едва вступив к себе в огромный шумный двор, ещё не перейдя игральной площадки, увидел их издали у своего подъезда. Метнулся направо, в безлюдный двор, увидел, что не перебежит газон до того, как они окажутся во дворе, и бросился по наитию в старый дом. Туда, где они меньше всего могли подозревать его убежище – ведь они ещё на этой неделе, во вторник сами убедились, что дверь в подвал заперта, а спрятаться в теснющих подъездиках негде.
Он заскочил именно в тот из четырёх подъездов, где существовала дополнительная дверь, ведущая неизвестно куда; как старшие тогда пытались его уверить, чтобы прогнать – просто в подвал. (Но он же до двух считать умеет, он же понимает, что если вместо одной двери тут две, значит, вторая ведёт ещё куда-то.) Зря он, наверно, шмыгнул не в ближайший к углу подъезд, а в тот, где они стояли тем вечером; по инерции – а у них что, будет иначе?... Но всё равно, потому что подъездов мало, до нужного преследователи, если вспомнят про никакой дом, доберутся скоро, а рассчитывал он, честно говоря (глупый расчёт), в крайнем случае с диким воплем вырваться в родной многолюдный двор, сломав доски на заколоченном снаружи парадном. Точно против детской площадки.
Не так он был силён тогда, думает персонаж сегодня. Даже с отчаяния... Хотя гвозди были ржавые, доски гнилые – парадные заколотили несколько лет назад, когда начали выселять дом. Потом, видимо, денег на снос и новое строительство не хватило, а может, кто-то наверху сказал, что лучше позволить старикам дожить в привычных стенах, что так будет этичнее (блин, любимое слово завуча), и тогда на некоторое время отпадёт забота и о деньгах на снос, и о новых квартирах.
Так он влетел в подъезд и ткнулся в дверь (здесь всё, как было во вторник и в среду, когда он самоутверждения ради пришёл сюда один: замок висит, лысая от трения дужка еле вписывается в плохо совпадающие, неровно покрашенные петли); – дверь вместе с замком и обеими (!) петлями распахнулась, вывалив его в темноту, так что он ударился о ступени и обиженно вскрикнул.
Но тут же, услышав звонкие от злости голоса погони, ковыльнул как попало к двери и плотно её закрыл; остался на коленях, упираясь обеими руками в рябую краску, нюхая сыроватый и гниловатый холод подвала, готовый нажать изо всех сил, когда с той стороны начнут давить и дёргать.
Они, правда, вошли и сюда, голоса опасно приблизились, один зазвучал у самой двери – но подбежавший лишь машинально ткнул в неё кулаком перед тем, как мчаться дальше, уже отвернувшись, крича что-то на крик товарища с промежуточной площадки.
...
Но персонажу что-то дико встряло, с ним такое случалось изредка; словно внутри кто-то нудил: «А*** совсем, ну совсем уже, деловой какой, краёв не видит!» – и он перед самым возвращением учителя выхватил у новичка драный мяч, бросил под ноги негодяям, а другой рукой налету перехватил их мяч и рысью вернулся в свою группу, по дороге крикнув новичку «лови». В результате группа высокомерного А***, сильней всех возражавшего против принятия персонажа в подъездную экспедицию, получила замечательнейший разнос и по жирному неуду в дневники.
После уроков персонаж едва утёк от их расправы; оторвался от погони в парке; отдышался, вылез к домам через расширение в чугунной ограде и окольными путями, довольный, потопал домой.
Но, едва вступив к себе в огромный шумный двор, ещё не перейдя игральной площадки, увидел их издали у своего подъезда. Метнулся направо, в безлюдный двор, увидел, что не перебежит газон до того, как они окажутся во дворе, и бросился по наитию в старый дом. Туда, где они меньше всего могли подозревать его убежище – ведь они ещё на этой неделе, во вторник сами убедились, что дверь в подвал заперта, а спрятаться в теснющих подъездиках негде.
Он заскочил именно в тот из четырёх подъездов, где существовала дополнительная дверь, ведущая неизвестно куда; как старшие тогда пытались его уверить, чтобы прогнать – просто в подвал. (Но он же до двух считать умеет, он же понимает, что если вместо одной двери тут две, значит, вторая ведёт ещё куда-то.) Зря он, наверно, шмыгнул не в ближайший к углу подъезд, а в тот, где они стояли тем вечером; по инерции – а у них что, будет иначе?... Но всё равно, потому что подъездов мало, до нужного преследователи, если вспомнят про никакой дом, доберутся скоро, а рассчитывал он, честно говоря (глупый расчёт), в крайнем случае с диким воплем вырваться в родной многолюдный двор, сломав доски на заколоченном снаружи парадном. Точно против детской площадки.
Не так он был силён тогда, думает персонаж сегодня. Даже с отчаяния... Хотя гвозди были ржавые, доски гнилые – парадные заколотили несколько лет назад, когда начали выселять дом. Потом, видимо, денег на снос и новое строительство не хватило, а может, кто-то наверху сказал, что лучше позволить старикам дожить в привычных стенах, что так будет этичнее (блин, любимое слово завуча), и тогда на некоторое время отпадёт забота и о деньгах на снос, и о новых квартирах.
Так он влетел в подъезд и ткнулся в дверь (здесь всё, как было во вторник и в среду, когда он самоутверждения ради пришёл сюда один: замок висит, лысая от трения дужка еле вписывается в плохо совпадающие, неровно покрашенные петли); – дверь вместе с замком и обеими (!) петлями распахнулась, вывалив его в темноту, так что он ударился о ступени и обиженно вскрикнул.
Но тут же, услышав звонкие от злости голоса погони, ковыльнул как попало к двери и плотно её закрыл; остался на коленях, упираясь обеими руками в рябую краску, нюхая сыроватый и гниловатый холод подвала, готовый нажать изо всех сил, когда с той стороны начнут давить и дёргать.
Они, правда, вошли и сюда, голоса опасно приблизились, один зазвучал у самой двери – но подбежавший лишь машинально ткнул в неё кулаком перед тем, как мчаться дальше, уже отвернувшись, крича что-то на крик товарища с промежуточной площадки.
...
Комментариев нет:
Отправить комментарий