Ход февраля

Отдельные крупные снежинки опускались отвесно; снег шёл раздельно, потому что стояло полное безветрие.

Проглядывающие сквозь снег бока машин на стоянке: вот где самый слабый оттенок превращается в цвет, здесь нет чисто серого, а то, что летом сошло бы за белизну, весело рассказывает о масле или сирени.

Оттенки в беседе среди дня: у каждого своя речь, своё настроенье; некому помешать, хозяева когда ещё вернутся, и ещё не заросшие снегом поверхности чудесно свободны. Какая лёгкость. — Вдали, в неразборчивом окончании переулка, из-под сизой сплошной облачности светилась желтоватая полоска полупрозрачных слоёв, уже почти истёкших снежинками; солнце очень далеко, но оно существует.

* * *

Бирюзово-зелёные тени выступили на медном фасаде, а всё, похоже, от сырости; но солнце чередуется с густыми снегопадами, всё внизу через день тонет в белизне, воздух заполняется утешением. — И снова весёлый, яркий свет. День увеличился настолько, что деревья и птицы приободрились и оживились; а ведь ничего решающего пока не произошло, холодно, земля скрыта, ветки голы, на берёзе под ветром подёргиваются и подпрыгивают коричневые сгнившие листики, и пыльные, сухие крылатки гроздьями висят на ясене, словно здесь расползлось от ветхости огромное одеяло, оставив на острых веточках то, что за них зацепилось. — Но растения и звери замечают, что угол падения лучей изменился.

* * *

Когда дурак мудрит, он углубляет свою глупость, словно яму копает; ведь и глупая мысль может, сосредоточившись, искать и достигать своих глубин, и запутавший всё, включая свой разум, бывает доволен густотой и непредсказуемостью паутины. Инстинкт подсказывает, что прятаться удобней в чаще, а не на широкой площади и не в регулярном парке. Тут всё верно. Вопрос, от чего прячется дурак, когда мудрит, хитрит и выдумывает; похоже, от ума. Умнеть невыгодно, если не хочешь знать правды: пока не можешь сложить два с двумя, она тебе не грозит, а если научишься, станешь её добычей, станешь уязвим — а обратно поглупеть, судя по опыту, не удастся. Или будет очень трудно.

Так что страх столкнуться с незыблемой данностью — причина глупости во многих случаях, причём такого рода дурак наслаждается свободой истолкования всего в уверенности, что это свобода менять сущее. Он не видит разницы между своим представлением о предмете и предметом; субъективный идеализм какой-то, выражаясь языком второго, общедоступного издания Империи.

(Нелюбовь к иному, существующему вне тебя и трудному в обращении (несговорчивому), а то и не поддающемуся никакому влиянию; желание, чтобы такого не было.)

...История отдельного человека — цикл, у всех по сути один: стоит чуть поумнеть, как замечаешь свою глупость, что заставляет тебя умнеть, но следующий шаг в сторону ума приводит к тому же осознанию, и отчётливый образ глупости делается лишь отчётливей. — Глупость, которую осознали, движет развитие, как будто она и сознание — два реагента, тихих и мёртвых, но в соединении дающих взрыв.

* * *

Весёлый свет, весёлый, освободившийся воздух, будящий предприимчивость: февраль.

Оттепели одна за другой.

Снежок ночами, утром его тонкий след на обращённых к небу поверхностях; днём сквозь облака сочится лукавая улыбка, многообещающая: свет играет в прятки; вечером ровная пелена свёртывается в сизые гряды барашков, лопается там и тут, и под конец из дыры у горизонта долго светит закат, показывая невозможные даже на открытке цветные полосы. Красно-оранжевая лента подложена бледно-жёлтой, а над ней бледное бирюзово-зелёное небо смотрит утомлённо и довольно, словно переделав все дела и нарядившись для настоящего воскресенья — полной тишины и свободы.

Февраль лёгок и светел; дивная зима. Гнёт рассеялся, тьма отступила в близкое прошлое.

* * *

Не жуть ли этот нидерландский оркестр, между нами? Франческатти бодро пилит в своей манере концерт Бетховена, а оркестр аккомпанирует, как отличник-первоклассник: «ма-ма мы-ла ра-му». Текст излагается так буквально, словно головной мозг дирижёра приспособлен для чего угодно, только не для размышления над композицией и общим характером вещи и её отдельных частей. Blech лезет на первый план — пусть, в этом мог быть смысл; но когда понимания нет, и Blech раздражает.

* * *

От снегопада, густого и упорного, начавшегося ещё при плюсовой температуре, деревья и кусты превратились в кораллы, а когда, уже при минусе, снег подтаял от горячего солнца, на ветвях заблестели ледяные капли. Синицы огромными стаями налетели во двор, пробуя что-то поиметь с берёз, как обычно делают весной; их вдруг унесло наискось по яркому небу, словно быстрым течением.