12.01.2012
Как и следовало ожидать, подпорченный вариант.
Опять зашкаливало темп, опять артист подзабывал местами текст, хотя не слишком часто, и вдобавок наляпал х. з. чего, словно в опровержение моего тезиса о врождённой ему мере. Расхулиганился. (Кричал в бельэтаж: «Ну, кто там хотел Марса?!» — и это ещё не худшее.)
По-настоящему оживился от чартковского загула и последующих персонажей — аристократки, заказчиков.
На удивление развёрнуто и складно показал, вдруг заинтересовавшись процессом, дозревание Чарткова после слов „это Психея“; завершил его тем, что, чуть отступив, поднял кисти на уровень лица и вытянутыми указательными пальцами, нашедшими друг друга, проиллюстрировал „пусть же пойдёт за то, что им нужно“.
Красивое воспоминание об отце: опять через пиджак, но иначе использованный. Сперва, подвесив его на вытянутой вверх правой руке и придерживая согнутой левой, актёр уткнул в отделившийся рукав лицо и закрыл глаза, а потом, сев на раму, держал пальто на коленях в позе, Dio melo perdoni, микеланджеловской «Пьетà»; но на этом изобретения не кончились: рукав сильно приглянулся Редько, и он сперва сел, держа пальто под ручку, потом лёг, захлестнув рукав вокруг протянутой назад руки так, что на раме, голова к голове с ним, показался почти что живой почти что человек: на миг покойник ожил.
Очень красивый рассказ о Коломне и ростовщике.
Зажимы ушли даже из спины, но сердце явно барахлило.
Невероятно красиво, лучше, чем когда-либо (если это возможно) ложился, вставал, присаживался, соскальзывал и т. п.: ни малейшего усилия, ни малейшей неравномерности движения. Однажды почти сел в поперечный шпагат и свободно вышел из этой позы. Раз или два злоупотребил своими балетными руками, но применил их, в общем-то, к делу, так что злоупотреблением это было только в смысле необязательности украшения.
Переодевание с метанием одежды в кулису и обратно получилось ритмичным и смешным; Редько кидался со смаком, а его партнёр проявил меткость. Шутка обрела идеальную форму.
С неожиданной вескостью — сильно снизив темп и словно ядро от Царь-пушки вкатив на край сцены — Редько перечислил нравственные достоинства старого художника перед тем, как произнести слово «зависть»: распространённое определение превратил в главное предложение, по сути. Это был прямо-таки оратор, призывавший: представьте и вдумайтесь. — Как в колокол бил. Но едва прозвучало слово «зависть», оратор сменился специфической редьковской клиникой, очень выразительной, но не всегда переносимой. Зажмурясь, художник быстро бил себя кулаками в грудь, а потом упорхнул за гобоиста и нечто ещё отколол на заднем плане, у края своей «песочницы».
Монах, очистившись, скрючился на коленях, ушёл в чёрное одеяние целиком, опустил голову чуть не до самого помоста; лишь его завёрнутые в черноту кисти тихо и безостановочно шевелились, как вдруг правая проклюнулась и начала тянуться к ребру помоста, сперва понемногу, потом всё быстрей; Редько придерживал рукав, так что вслед за кистью показалось постепенно всё предплечье, пока рука спускалась в воду. Потом она там долго крутилась, словно не понимая, что с этой штукой делать, и одновременно ею любуясь; потом зачерпнула воды и смочила лицо, художник постепенно перевернулся на спину, вытянул левую руку, взял ещё воды, умылся, не открывая лица полностью, поднял одну руку к небу, лёжа на спине, а под конец обе кисти спустились к нему и затихли на груди, зацепив края рукавов, свернувшись, уснув.
Раз в месяц видеть «Портрет» — это... что? Гигиена. Витамин. Средство от душевной цинги.
Комментариев нет:
Отправить комментарий