11.04.2012
Первое валяние на кровати после возвращения домой плавно превратилось в нечто иное: теперь Чартков то и дело садился, согнув ноги в коленях, скруглив спину; снова укладывался, но как-то не лежалось ему. Раздумья его поднимали.
Когда Портрет терзал нового владельца, чартковские напрасные усилия вскрикнуть или шевельнуться Редько показал при помощи изголовья кровати, возле которого студент, кажется, искал убежища от кошмара и в которое, когда тот совсем приблизился, отчаянно вцепился, одновременно упёршись согнутыми ногами в поверхность кровати, отталкиваясь от неё, но никуда не смещаясь, будто прикованный за напряжённо выпрямленные руки; при этом туловище отчаянно дыбилось, ступни бежали и скользили.
Первое «и проснулся» было сделано без падения с кровати на пол. Уткин изобразил тут совершенно человеческие интонации, на высоких нотах; прямо голос ведьмы. Вообще, был в ударе. Отличный музыкант.
Судорожно схваченный свёрток Ростовщика был показан через запахивание халата на груди и скрещение рук, вцепившихся в отвороты: натягивал их как мог, словно это не материя, а танковая броня; словно схватил не золотые монеты, а единственное тепло в мироздании, единственную жизнь, без которой в этом пустом мраке ему конец.
Нетерпение перед вторым сеансом довело Чарткова до подпрыгивания на дрыне. Усовершенствование «Психеи» оказалось шедевром: нижняя полурама лежит буквой «L», внутренней стороной к залу, Чартков, завернувшись в халат, в истомившейся, исскучавшейся позе сидит, откинувшись назад, сперва на её ближнем конце, затем в углу; просто, живо, ясно скука и разочарование сменяются сперва рефлексом профессионала, потом интересом, потом воодушевлением, и вот уже видишь: не на «Психею» вылилось бы, так на первый попавшийся набросок. Чартков переполнился начатым портретом, при каждом шаге с краёв сплёскивалось.
Опять Чартков-труп на выставке, только теперь после откровения развёрнуто и страшно, а до него – лишь анонсом. Правая рука, высунутая в окошко, зависла в воздухе, начав тянуться и не завершив это действие; чуть колебалась, как бумажный кораблик на относительно спокойной воде. Однажды Андрей Петрович повернул голову сильно влево (вправо от нас) и вверх, словно там появилось ещё нечто – вероятно, объяснение того, что с ним сейчас случилось. И всё понял. И рассыпался.
Повис на нижнем крае окошка (головой и рукой): душа оставила тряпичную куклу.
Комментариев нет:
Отправить комментарий