Помешанный. 1

Хочешь увидеть плохого человека – разозли хорошего. (Генуэзская пословица.)

Утро

В синих сумерках он сошёл с электрички, спустился на круг, поглядел на расписание, резко отвернулся и, подняв торчком воротник, вжав голову в плечи, сунув руки в карманы, скорым шагом потопал по шоссе. Тут нет больших расстояний, а дело не терпит.

Его прислали сюда впервые. Он служащий средненькой фирмы и не расположен глазеть по сторонам; всегда спешит и дорожит своей репутацией. Он дельный работник, и его мысли сейчас впились, опережая время, в предстоящую встречу.

Вздрагивает: мимо вжикнула машина, вплотную, и распугала мысли; поднимает взгляд. Да; не заметил, как покинул крупнозернистый, раздолбанный, порванный травами тротуар и оказался на проезжей части. Сумерки выцвели, почти пропали, свежий ветер перебирает кусты. Между ними, словно в нарочитом чередовании, расставлены странные скульптуры. Памятники?… Известняк начался почти от станции, но шёл плоскими языками, высокая летняя трава его скрадывала, цветы отвлекли бы внимание тех, кто смотрел бы вокруг, в отличие от этого гостя. Здесь же известняк вздыбился, языки потянулись вверх, и гость невольно дивится декоративной природе, странной экспозиции, которую она выставила между станцией и городом напоказ приезжим.

А вот, наконец, застава: известняк, обработанный в трёхметровую стену, с заплатами на раскрошившихся участках и там, где не хватило скалы. В стене открыт широкий въезд, без арки, так – промежуток для машин, и только вблизи начинаешь различать чуть торчащие из-за краёв створки, ажурные и ржавые. Ворота, может быть, до сих пор запирают ненадолго среди ночи. (Словно сон не хочет уходить из усталой головы: две драные лиственницы, застенчиво выглянувшие справа и слева из-за светлой стены, какой-то миг точно были пальмами. Но у гостя хорошее зрение; он вгляделся и разобрал другую фактуру. А всё-таки симптоматично. Дурдом. Всё – дурдом; особенно работа.

Кроме работы, правду сказать, последние пять лет он ничего не видел.)

С утра всё наперекосяк. На заставе приезжий вторично чуть не попал под колёса. Это случилось, когда он захотел было перейти на ту сторону, к остановке – потакая усталости. Сесть на что попало, там спросить нужный адрес; должно же повезти хоть тут. Постовой, подозвав, делает ему мягкий упрёк, просит документы. Поинтересовавшись, куда надо гостю, не советует садиться на автобус – это не экспресс, две остановки от станции до города не оправдали бы существования маршрута, поэтому, едва попав в городскую черту, автобус начинает петлять; а другой транспорт здесь не ходит. Постовой объясняет, как пройти на Тихую улицу. Какой-то разнорабочий катит мимо тачку, полную стружки (слева стоит маленькая фабрика), и бросает шуточку насчёт раннего часа, почти ехидную, но приязненную. Постовой, помахав – от досады или в нерешительности – изъятым паспортом, в который едва заглянул, возвращает гостю документ, и вот уже отдал честь, и улыбнулся, пожелав удачного дня; гость топает на правую сторону проезда, на более удобный для пешеходов тротуар, и отмечает, что удача всё-таки украдкой подмигивает – обошлось без штрафа, и второго полицейского тоже мимо пронесло.

(Пока постовой занимал гостя беседой и, соответствуя должности, строжился, не принимая себя до конца всерьёз, тот наблюдал через его плечо полицейского, который тоже шагал в сторону центра, тоже поленился подняться на тротуар, а заслышав вопль тормозов, повернул обратно. Беспокойство росло вместе с приближением, вразвалку, этой фигуры, источавшей раздражение даже на расстоянии. Но шагов за тридцать блюститель уяснил, видимо, что клиента перехватил представитель конкурирующего ведомства, и не стал встревать. – Постовой действительно любезный малый. А рожу того полицейского не хотелось бы снова увидеть…)

Контора

И правда, незачем было ждать автобуса: контора, куда надо гостю, оказалась в двух шагах от заставы. Не на шоссе, а на параллельной улочке, но, если знать дорогу, понадобилось бы не больше десяти минут. Потом, как выясняется, там и в этот час уже кипит работа. Поднявшись на второй этаж по узкой стёртой лестнице с прекрасными перилами, гость попадает в квадратный холл с дверями кабинетов и коридором справа, уводящим в глубь здания.

Секретарша в углу при входе кивает посетителю, просит подождать, одновременно завершает беседу по телефону и, зажав на миг микрофон лакированными пальчиками, окликает проходящего лысого работника с набухшей папкой, энергично кивая: “зайдите к нему, зайдите, он спрашивал”. Секретарша закругляет разговор, а лысый распахивает дверь в кабинет директора: “Вызывали?” – “А? Да-да; пошёл на х.” – Лысый спокойно закрывает дверь и отправляется дальше. Секретарша освободилась, докладывает по селектору и сразу просит гостя пройти. Тот не без робости переступает порог, однако с ним начальник разговаривает наилучшим образом и, быстро сориентировав его, наставив секретаршу по селектору, чтобы изловила господ Икс и Игрек, нужных гостю, отпускает с подписью на заветном документе.

…Один из нужных людей, г-н Парéто, как раз свободен. Гость замечает его издали в раскрытой двери – вывесился в коридор, чуть наклонив голову, ждёт. Они устраивают совещание минут на пять. Парето, крепенький брюнет среднего роста, с синеватыми щеками и подбородком, ошарашивает скоростью движений и мысли – и вместе с тем точностью: ничего лишнего, секунды зря не потратит. Гость находит заурядное на вид, неказистое заведенье образцовым с точки зрения делового стиля: здесь решают проблемы, а не создают их. Через несколько минут он покидает контору в гораздо лучшем настроении, чем у него было, когда он высадился на станции. Хотя свою репутацию местные подтвердили с ходу: чего стоит манера вызывать только, чтобы послать…!

“Вот и меня послало моё начальство, только не так откровенно.” – Когда тебя среди недели внезапно срывают с текущего задания и командируют в заведомо левые места, это ещё не выговор по службе, но уже признак лёгкого порицания. По крайней мере, так представлялось вчера вечером и сегодня на рассвете; но, похоже, от усталости гостя опять подводит его единственный порок – повышенное чувство ответственности. Контора ведь оказалась образцовой, и поручение, на которое шеф тебе выделил день (“съездите, проветритесь”), в действительности займёт не более двух часов, считая с дорогой от станции до конторы.

Хорошее настроение

Сонливость рассеялась вместе с утренними сумерками, поручение считай, что выполнено, так что сейчас гость города оглядывает его благосклонно и отмечает симпатичные и толковые особенности “левого” места.

(Ну да, ведь о вполне нормальных людях и местах зачастую ходит фантастическая слава. Это же правило. – Гость усмехается. – Какая-нибудь чудаковатость, странность анатомии, заковыристая фамилия – и тебе наговорят с три короба о человеке, в котором на самом деле нет ничего необыкновенного. Надо же о ком-нибудь сочинять анекдоты; вот мы и прицепились к жителям княжества. – Гость слегка гордится своим умением разобраться в любом деле и поладить с кем угодно.)

Пора завтракать.

Гость тут же высмотрел маленькое кафе возле красивейшего перекрёстка: кругом все дома выдолблены в скалах. Выбирает столик с лучшим обзором, раскрывает меню и находит, что для почти музейного места цены приемлемые.

Пока кушает, не торопясь, он рассматривает улицу. Прохожих мало, они торопятся и мелькают, не успев оставить впечатления. Дворник со сверкающим шлангом быстро переместился, оросив перекрёсток, за пределы кругозора. Тем заметнее, над потемневшим блистающим асфальтом, сочетание светлого камня фасадов с выставленными на улицу пальмами, странный декор домов:

Вдруг в нижней секции уступчатого фасада, среди маскообразной ровности (хоть бы наличники прималевали, карнизик выточили…) в тебя упирается чёрный глаз: на высоте этак шестого этажа выточена лоджия с тонкими колоннами, с полукружьями наверху; в первый миг её незастеклённые, идеально свободные пролёты поразили чернотой. Потом, конечно, замечаешь в одном пролёте развесистое растеньице в глиняном горшке, оно легонько машет космами – на лоджиях, оказывается, устроены гнёзда для цветов, а где стенки обсыпались, там виднеются вкусившиеся в бортик скобки.

Лето, горожане всеми способами прогуливают любимую флору.

Пальмы идут к известняку; получается какой-то североафриканский декор, убедительный – не сразу обращаешь внимание, что пальмочки невелики и растут в кадках. Среди них, наверно, ещё остались потомки вывезенных шесть веков назад с Общего моря.

Соседние обычные дома скромно отступают в фон, из-за их цвета и скудости украшений кажется, что они покрылись тенью, задумавшись, залюбовавшись; а между тем, и в них, если отвлечься от экзотических соседей, тихо проступают нездешние черты. Чего стоила узкая, высокая дверь конторы с оскаленной аллегорической рожицей наверху, караулящей то ли вход, то ли входящих: кому бы прыгнуть на плечи, впиться в загривок.

…После завтрака приезжий продолжает путь к центру города. Он ещё за столом, расплачиваясь, достал из кармана бумажку с адресом и спросил, далеко ли это. Любезный официант подтвердил, что близко, и объяснил, как туда пройти. Приятно было получить подтверждение, что ты по наитию шёл правильно и уже у цели. Поэтому, шагая с плоским портфелем подмышкой, сытый и отдохнувший гость рассчитывает подписать бумажки в городской инстанции не позже, чем в течение ближайшего часа. Ему ещё возле заставы попался на глаза большой плакат, и он хочет, завершив дело, посмотреть объявленный новый фильм в центральном кинотеатре, чтобы отметить удачу и вознаградить себя за тяжёлую неделю.

Если сюжет соответствует названию, будет интересно: авантюрная комедия из древних времён. Место действия – историческая родина нынешних жителей княжества, главный персонаж – их народный герой: моряк, астроном, иллюзионист и враль. Пройдоха, умеющий за пять минут всех присутствующих уверить в истинности только что пришедшей на ум сказки; а даже и себя…

Кинотеатр и управа

Гость, как можно было ожидать, обнаруживает центральный кинотеатр рядом с управой на главной площади, на той же стороне. У крыльца собралась маленькая толпа. Перед ними распинается, взойдя немного на ступени, человек по видимости партикулярный – не в форме, без опознавательных знаков; но это официальное лицо: насколько успелось схватить краем уха, человек просит публику поиметь терпение – сеанс с премьерой переносится на час позже, соответственно, сдвигается весь график на сегодня. Толпа жужжит нечто вроде: знаем мы. Не успевают смонтировать. Можно было и прямо сказать. Знаем уже. Проходили. – Надеясь, что местные разберутся со своими закидонами к моменту, когда он освободится, гость лёгкими шагами взлетает на ступени соседнего и такого же ложноклассического строения – городской управы.

В трёхэтажном здании с колоннами, просторном и белом даже изнутри, он без осечки определяет верное окошко, и клерк, просмотрев документы, остаётся доволен. “Бумаги в порядке, – констатирует он почти весело; – зайдите через четверть часа, я вас вызову.” Гость рад, что успел к подаче и не долго будет ждать.

Выходит прогуляться по площади. Вникает в ропот редеющей толпы перед киношкой, от нечего делать напрягает слух и соображение, опять слышит про монтаж, который не успевают закончить к началу сеанса там, внутри. Какие-то “уловители”. Что это? Неправильно услышал или понял? Или это специфическое словечко, одно из тех, за которые над местными смеются?… Господин средних лет и несколько болезненного вида повторяет рядом, себе под нос, язвительно – отвернувшись, отделившись от толпы, покидая безнадёжное место: “Уловители!”. Коротенький досуг позволяет гостю прикинуть, что там улавливать, в недрах домика без окон, который, замкнув уже и дверь, проглотившую официального оратора, кажется теперь чёрным ящиком. – Всё-таки прикольное место, думает гость о городе; и откладывает взятую из любопытства местную газету. Лень. Заголовки, фразы не задерживаются в голове, скучный смысл ускользает. – Лучше он подышит непривычно свежим воздухом и полюбуется на каштаны посреди площади, на островке.

Время видно по часам на фасаде управы. Оно ровно и быстро истекло, приблизив окончательное освобождение, гость встаёт с лавки, чувствует, как хочется потянуться, смотрит вокруг и понимает, что можно: здесь и на улице дом родной, местные не имеют вкуса к торжественности, церемониям и светскому тону.

Он рад, что попал сюда. –

…Зря обрадовался.

Клерк вызывает его первым из подавших документы, но только, чтобы возвратить их. Вглядевшись в лицо посетителя, вдруг оставляет деловитость и участливо, вполголоса поясняет, что высокий чиновник, у которого надлежало истребовать подпись, как раз собирался пить чай после этой порции бумаг. (Пауза.) В связи с предстоящим перерывом в работе мысли его уже освободились от спешки – что удивляться, если при взгляде на последний в пачке документ его посетила мудрая идея. – Гость выходит, забыв улыбнуться в ответ на полушутливое замечание. –

Чиновник за белой дверью в это время тщательно вытирает губы, потом пальцы, не скупясь на салфетки, бросает одну за другой в мусорку и думает про поучительный случай. Только что он изобрёл некую логическую петлю и решил её опробовать на госте, раз именно его бумага подала идею; справедливо, в своём роде. Чиновник – формально глядя, не без оснований – задался вопросом, почему документ, где-то затрагивающий экологию, согласовывается только у него, а не у него после природоохранной инстанции. Кроме того, планируемая сделка, пусть косвенно, может влиять на местный художественный промысел. В том виде, в каком документ составлен сейчас, из него не удалось бы извлечь ещё и этот аспект; однако для согласования с экологами потребуется кое-что переоформить, и тогда в тексте неизбежно покажется краешек промысла; а уж тогда природоохрана отправит заявителя снова сюда, в управу, этажом ниже. Промысловики, возможно, откроют новые перспективы; но главное, чтобы люди научились, наконец, отдавать себе отчёт в сути действий, на которые просят разрешения у власти. А то можно побиться об заклад, что молодой человек не понимает, как его сделка связана с… –

В результате начальственного озарения заявитель отправляется, горемыка, назад в контору.

Пока ждёт светофора, сзади, от кинотеатра подходит пожилая пара. Они, похоже, не в курсе – купили билеты загодя и сейчас поцеловали запертую дверь; возвращаются, тихо толкуя меж собой про “уловители”. Гость оборачивается: давешнего официального человека в штатском не видно; крыльцо и площадка перед ступеньками вымерли. В меланхолично-юмористическом ворчании старичков попадается несколько на удивление понятных слов и даже фраз, из которых у гостя само собой – когда он уже давно обогнал старичков, пересёк площадь и вступает на тротуар у бесконечной стены с афишами – складывается фантастическая версия: начальство велело отследить, кто придёт на премьеру, потому что шляться по киношкам в этот день в этот час может только асоциальный и неблагонадёжный тип. – А на фига ты давал разрешение устроить премьерный показ именно в этот час этого дня и в этом месте города?!…

Сам дал разрешение и сам теперь отлавливает собравшихся им воспользоваться.

“Кругом

Дурдом”, – резюмирует гость и тем сгоняет с души злость и серьёзность.

(Директор кинотеатра волосы на себе рвёт, если ещё сколько-то осталось. По идее, должен был давно последние вырвать: за все многочисленные прошлые разы.)

Хотя гость крупно влип. Посмеялись, а теперь сообразим, как быть дальше. Прежде всего, надо посоветоваться в конторе; странно, что они, местные, не предвидели происшедшего. Якобы. Но тут гость знает, как себя вести, чтобы добраться до истины; главное, партнёр заинтересован в сделке. Пусть люди в конторе не подают виду, но гость склонен считать, что они куда сильней, чем его шеф, желают благополучного исхода.

Размышляя, он глядит исключительно себе под ноги да на светофоры; а то застал бы трудовой день в разгаре.

Чужое место

Гость вспоминает, что раньше станция перед городом называлась «Княжество N***», а сегодня он видел на платформе просто “N***”. И то: имя известняков само по себе достаточно заковыристо для среднего пассажира, ни к чему осложнять его словом “княжество”, диким по нынешним временам.

Он угодил сюда не без формального предлога: кое-кто из сослуживцев знал, что ещё в университете один его приятель, лингвист и этнограф, увлекавшийся княжеством, организовал кружок изучения этого диалекта – пришлось поддержать личным присутствием… Так гость прослушал годовой курс диалекта, занимался без особого рвения, но с присущей ему основательностью; и вот как ему теперь аукнулось. Гость мысленно ворчит: вдруг их кольнуло! Что ж раньше-то и речи не было?

К собственному недоумению, разговор старика и старушки он понял почти наполовину. Из недовольных возгласов у кинотеатра он с грехом пополам разобрал только пять-шесть повторявшихся слов, включая сказанное на государственном языке, а тут – сплошь большие отрезки текста. (Талант? У меня или у приятеля. Что, если он гениальный преподаватель? Гипнотизёр?… Или чем меньше спишь, тем быстрей соображаешь?…) Пригодится. Особенно, если не подавать виду.

Старики, пока он шагал рядом с ними по белым полоскам, сдерживая шаг, чтобы не обогнать, произвели на него хорошее впечатление: опрятно и скромно одетые люди старорежимного образца, явно с высшим образованием, хотя и сохранившие пристрастие к родному диалекту. Он виной предубеждению, укоренившемуся в резиденции против жителей княжества: не особенно режет ухо, но странный, звучит смешно. Выходцы отсюда, обосновавшиеся в резиденции, спустя десятки лет продолжают вмешивать в разговор фирменные словечки. Учитывая шесть веков на этой земле, местные мало ассимилировались; нормальный человек повсюду наталкивается в их гнезде на странности.

Город-княжество был бы хорош как музей под открытым небом, даже, как аттракцион – столько же забавен, сколько красив. Его архитектурная философия заключается в непрерывности: здания, мостовые, ограды выточены из единого куска известняка, эта единая постройка ловко обтекает островки растительности, водоёмы, речки, неудобные для строительства горки; архитектура, замкнутая в себе, не имеющая свободных концов, тупиков, нигде не рассеявшаяся, не смешавшаяся с природой, выглядит кротко и тихо, нельзя предположить, чтобы тут могло поселиться нечто вроде …чиновника из управы, который тебя отправил попетлять.

Можно бы рассердиться, но люди вокруг ничем его не напоминают. Те же старички перед кинотеатром, официант в кафе, люди в конторе… контраст. Гость на миг ужасается, представив себя служащим конторы. Непредсказуемость! Как они до сих пор умудряются вести дела?… Да их шеф – здравомыслящий человек, если учесть, с чем он каждый день сталкивается и вынужден бороться. У него, видно, выработались антитела… в виде странной привычки посылать между делом nach Hause.